— Нет, — сказал Ручеек, — здесь я говорить не буду. Потому что здесь знатная госпожа и ей об этом не надо знать.
— А я не уйду, — заявила Белка. — Мне здесь интересно, а спать скучно. И к братьям идти скучно. Они сейчас напились и делят добычу.
— Тогда иди к маме.
— Мама любит скучать одна. Ей все надоели.
— Ну сколько же можно говорить! — с раздражением произнес Ручеек.
— А ты лучше помолчи, — ответила Белка. — Кто ты такой? Бе-пе? А я здесь хозяйка. Это мой замок, это моя башня. А когда мама умрет, а моих братьев убьют помники или другие поклоны, я стану хозяйкой. И всех, кто меня обижал, обезглавлю.
— Интересно, — сказал Ручеек, — кто же вложил в твою курчавую головку такие мысли?
— Это мои мысли!
— Твои?
— Мне Вери-Мери сказал. Он только один меня любит.
— А ты его? — спросил Пашка, которому Вери-Мери очень не нравился.
— Ты с ума сошел! — воскликнула девушка. — Он же гадкий.
— А ты ему веришь?
— Он хоть со мной разговаривает, — произнесла Белка. — А больше никто и разговаривать не хочет. Я сюда пришла. Здесь такая хорошая девочка, она со мной стала разговаривать. Мне интересно. А теперь приходит этот притворщик бе-пе со страшной ведьмой, которая ползает по стенам, и велит мне уйти. Уж лучше я буду верить Вери-Мери. Он — самый богатый человек на всем свете. Он только кажется маленьким. А на самом деле его все боятся!
Девушка даже запыхалась, так быстро и яростно она говорила. Она замолчала. Остальные тоже молчали. И вдруг ее губы задрожали, маленький вздернутый нос сморщился, брови сошлись к переносице, и наследница сокровищ Старого Крота заревела, как маленькая девочка.
— Я не хотела… — повторяла она. — Я не хотела так говорить! Я боюсь Вери-Мери, он хочет, чтобы я стала его женой. Он страшный, и мне страшно. Здесь всегда темно… убегу отсюда…
— Не надо плакать. — Алиса обняла Белку. — Мы тоже не хотели тебя обидеть. Мы знаем, что ты хорошая.
— Я тебя гнал не потому, что ты плохая, — сказал Ручеек, — я тебя гнал, потому что ты поклонка. Ты расскажешь лишнее своим братьям или этому пигмею… И нам будет плохо.
— Я никому ничего не расскажу. Честное слово. Я клянусь лесной чащей, священным белым деревом, небесной оленихой, дрожащей трясиной, что никому ничего не расскажу…
— Ну хорошо, хорошо, — сказала Ирия. — Оставайся. Начинай, Ручеек.
Но Ручеек ничего не успел сказать, потому что вдруг Белка, у которой был удивительный слух, встрепенулась, вырвалась из объятий Алисы и прошептала:
— Они идут.
Не говоря ни слова, Ручеек метнулся к щели, перемахнул через стену и исчез.
Дверь в зал распахнулась.
Вошел старый воин. Он нес факел.
— Уважаемые поклоны, — сказал он, — Великие Кроты велят вам спуститься к ним.
Тут он заметил горящую свечу и сидевшую на скамье Белку.
Девушка подбежала к нему и тихо сказала:
— Сук, не говори никому, что ты меня здесь видел.
— Ясное дело, — ответил он.
Белка скользнула мимо него, и ее легкие шаги простучали по лестнице.
Глава 11
Кроты рассердились
Братья Кроты ждали пленников в главной комнате замка, которая находилась за каменной перегородкой на первом этаже.
Комната была похожа на дольку арбуза: одна стена полукруглая, вторая — прямая. В глубине, у выгнутой стены, стояли три деревянных, покрытых резьбою трона. Средний, самый большой, был пуст. На двух поменьше, по сторонам, сидели близнецы. Перед ними стоял длинный, похожий на полумесяц стол. На нем — миски и кружки с едой и питьем. А между ними, за ними, перед ними — сотни горящих свечей. Свечи были вставлены в старые подсвечники, различные бутылки, вазы и вазочки, даже в химические колбы, словно в этом замке жил сумасшедший коллекционер, собиравший предметы, в которые можно вставить свечу.
Алису так и подмывало спросить, зачем нужно столько свечей и кто собирает такие подсвечники. Но она не спросила, она понимала, что в этом мире порой лучше обойтись без вопросов. Так она никогда и не узнала, что этот обычай родился в замке после того, как Старый Крот в бою потерял глаз, а второй стал слабеть. Бандиту казалось, что он плохо видит, потому что зал плохо освещен, и он велел вечерами зажигать столько свечей, сколько поместится на столе. Вот и собирали его слуги где придется разные вещи, которые хоть как-нибудь могли сойти за подсвечник. Чем хуже становилось зрение у Старого Крота, тем больше свечей зажигали на столе. Говорят, что Крот истратил на свечи половину своих сокровищ, и после его смерти в подвалах осталось столько свечей, что его сыновьям ничего не оставалось, как жечь свечи, хотя у них со зрением все было в порядке. Так родилась традиция. А традиция — это то, что никому не нужно, но от чего трудно отказаться.
— Добро пожаловать, дорогие гости, — сказал Крот, что сидел справа и был, наверное, Правым Кротом.
— Садитесь, — сказал Левый Крот.
Ирия и ее друзья уселись на табуретки, что стояли с их стороны стола.
Братья внимательно разглядывали Ирию, и Алисе очень не понравились их взгляды. Они были хищными, волчьими. Перед близнецами стояли большие жбаны, откуда они подливали себе в кружки какую-то коричневую жидкость. И вряд ли это был квас.
— Слушай, приезжая поклонка, — сказал Правый Крот, — у тебя золотые волосы и длинные ноги.
— У тебя красивое лицо, — сказал Левый Крот.
— Ты нам понравилась, — сказал Правый Крот.
— И мы решили на тебе жениться, — сказал Левый Крот.
Тут братья захохотали. Это был неприятный смех, потому что они смеялись, изгибая губы, показывая желтые зубы, булькая горлом, а глаза оставались такими же жестокими и пустыми, как прежде, словно кто-то пробуравил в их лицах глубокие черные дыры.
Ирия ничего не ответила. Братья оборвали смех. Правый Крот продолжал:
— У нас, зубастых и страшных Кротов, есть такой обычай: мы не просим себе жен, а мы берем их силой. Так поступил наш отец. Так поступим и мы. Но нас двое, а ты одна. Поэтому мы разыграем тебя в кости.
Второй брат вытащил из кошеля, привязанного к его серебряному поясу, мешочек и высыпал из него на стол два кубика.
— Простите, — сказала Ирия, поправляя волосы и вежливо улыбаясь. — Но у меня уже есть муж, который мне нравится куда больше, чем вы оба вместе взятые. К тому же я знатная поклонка и со мной нельзя разговаривать неуважительно.
— Да! — не удержался Пашка. — Муж Ирии — великий и могущественный поклон. У него есть большое войско. А я его друг. И если кто-нибудь хоть пальцем тронет Ирию, он будет иметь дело со мной, Павлом Гераскиным!
Рыцари расхохотались и долго не могли остановиться.
Они трясли головами, длинные прямые черные волосы, перехваченные серебряными цепочками, метались, как трава под ветром, унизанными перстнями пальцами они стучали по столу — по стенам прыгали длинные тени.
— Мальчики, мальчики! — послышался скрипучий голос. — Ну опять вы расшалились.
В комнату вошла пожилая грузная женщина, одетая в вышитое цветами платье. Ее седые волосы были забраны в пук на затылке и скреплены усыпанной сверкающими камнями заколкой. В руке женщина несла корзинку.
— Не мешай, мать, — отмахнулся от нее Правый Крот, — мы решили жениться.
— Наконец-то, — пропела женщина. — Давно пора образумиться. А то все по лесам шастаете.
Рыцари снова рассмеялись. Веселый у них получился вечер.
— Ой, мама! — сказал наконец Левый Крот. — Ты даже и не спросила, кто наша невеста.
— А чего спрашивать? — вздохнула женщина, усаживаясь на табуретку и доставая из корзинки вязанье и спицы. — Вы же мне все равно не скажете.
— Вот она, сидит перед тобой.
Женщина поглядела на Ирию. Алиса уже догадалась, что эта женщина — госпожа Сороконожка, вдова Старого Крота.
— Нет, — сказала она печально. — Не по зубам вам такая красавица. Да и не согласится она выйти замуж за разбойников.